Выборы Президента теперь проходили каждое воскресенье. Тот, кто поленился проголосовать на прошлой неделе, мог быть уверенным, что выразит свою гражданскую позицию ровно через семь дней. Или через четырнадцать… Российская власть, с одной стороны, пыталась вновь и вновь уверить мир в своём демократизме, с другой – показать, что народ неколебим в любви к действующему Гаранту.
На площадь райцентра Кидалово-Лоховское тянулись люди. Возле Дома культуры, где был открыт избирательный пункт, стояло огромное оцинкованное корыто, полное оливье. В салат были воткнуты десятки хохломских ложек. Жители поспешно расхватывали их.
– Ты за кого проголосовала, кума? – Высокая старушка в пёстром платье обратилась к низенькой в чёрной юбке и белой блузке, старательно жующей дармовое угощение.
– Опять за Него, за нашего родного. Что ни говори, только Он нас кормит. Не жалеет еды. Пенсию давно не прибавляли.
– Так ведь Он и не прибавляет, - понизила голос высокая старушка.
– Мешают ему министры-либерасты, мировой Сион и Госдеп. – Решительно запротестовала низенькая. – Неужто ты за оппозицию? Недаром тебе и ложки не выдали!
– А я со своей пришла! – Высокая старушка показала кухонный половник. – Накось, выкуси.
По центру корыта стояли представители местной администрации. Великодушно делили трапезу с народом.
– Не боитесь грипп подхватить или ещё какую заразу? – По-свойски толкнул мэра локтем заведующий санэпидстанцией.
– Так мы сейчас продезинфицируем. – К мэру подбежал молодой человек с подносом, где искрились рюмочки. Мэр и его приближённый опрокинули по стопке, крякнули.
– Хорошо пошла! За здоровье Президента-батюшки.
Остатки водки разлили простым смертным. Откуда-то появился ящик с полными бутылочками "Путинки".
– А споёмте-ка, друзья! Грянем хором нашу, советскую! – Вспомнил мэр комсомольскую юность.
– Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём! – Слаженно, потому как не в первый раз, затянули сотрудницы администрации, все крашенные хной и в пуховых кофтах.
– За оппозицию никто не голосовал? – Строго спросил мэр у окружающих. – А то в следующий раз салат не профинансирую.
– Избави Бог! Все бюллетени проверены! – Закричали в ответ смиренные обыватели.
Те, кому не хватило ложек, захватывали салат горстями, одев на руку целлофановый пакет.
– Фи, какая мерзость. – Донеслось из кучки местной интеллигенции, которую оттеснили к почти пустому углу корыта. – "Совок" неистребим. Ведь это отвратительно, господа. Людей принуждают есть из корыта, как свиней. – Возмущалась шёпотом пожилая дама в очках.
– Так отчего же Вы, Эмилия Бенедиктовна, сами явились на выборы и с аппетитом кушаете? – Язвительно поинтересовался её коллега, тощий учитель рисования. – Я хотя бы взял справку, что у меня язва, и оливье мне противопоказано.
– Будто не знаете – чтобы не уволили. – Бросила Эмилия Бенедиктовна.
– Не всё так мрачно, - весело оглядел коллег плечистый физрук. – Подумайте о безработных. Даже те, кто голодает неделю, теперь могут быть уверены, что в воскресенье поедят на выборах.
– Единение, общинность, соборность, – басил настоятель местного храма в микрофон журналиста и тот с умилением кивал.
Включили музыку. Раздался голос Надежды Бабкиной: "Течёт ручей, бежит ручей, и я ничья и ты ничей". Казачий ансамбль "Лапоточки" повёл хоровод. Кто-то на краю площади затеял драку, слышались крики:
– Ты власть уважаешь?!
Заплаканная женщина тянула из пустеющего корыта за руку рыжего хмельного мужичка:
– Пойдём домой, скотина!
– Подожди, дура. Сапог найду. – Шарил муж в салате, отыскивая обувь.
– Господа, верните ложки! Иначе вас обыщут! Триста хохломских ложек! – Помощник мэра пытался остановить уходящих избирателей, но те обходили его стороной, делая удивлённые лица.
Большая чёрная собака, приветливо виляя хвостом, встала на задние лапы и вылизывала край корыта. Бойкие бабы собирали остатки оливье курам.
– Где же мой сапог? – Рыжий мужичок всё пытался обнаружить пропажу.
– Так съели его! – Весело сказала одна баба, протягивая ему подошву.
Корыто опустело. Стихла музыка из динамиков, выставленных на балкон мэрии. Посёлок затих до новых выборов.
! Орфография и стилистика автора сохранены
