Оглядываясь в прошлое, я не помню времени, когда бы я откровенно ненавидел власть. В годы брежневского застоя это была глупость, помноженная на недостаток информации.

Когда знакомый меня спрашивал "что наши парни делают в Афгане?", я цитировал "Гренаду" (до сих пор неловко), но идея помощи соседям казалась мне правильной.

Анекдоты про "сиси-масиси" тоже не казались мне особенно смешными, потому что Грибоедов в школе объяснил: "над старостью смеяться грех".

На трибуне (или в новогоднем поздравлении) было видно, как Леонид Ильич качает головой, стараясь выговаривать слова, чмокает губами, сглатывая слюни, чтобы одолеть фразу про "марксистско-ленининское учение", - но я был так воспитан, что внешние изъяны человека не должны определять отношение к нему.

Существовало некое "коллективное руководство" (пусть и в образе старика с ужасной дикцией), к которому у меня не было особых претензий. Легко понять почему: о Солженицыне и Сахарове я слышал только по "Свободе" (то, что мог расслышать через вой глушилок), но доверие - это всегда результат личного опыта, а он меня не сталкивал с диссидентством, произволом или КГБ.

Да и где была замена "бровеносцу в потёмках"? Если не Брежнев, то кто? (Не Суслов же, в самом деле). Кроме того, симпатичные мне интеллектуалы (вроде Бовина в телевизоре), закручивая ус, рассказывали в каком ужасном мире капитала мы живём. (Бовин и писал тексты для ЦК КПСС, ведя жизнь Гаргантюа и еле двигая ногами по Тверской, где я однажды его встретил).

Иначе говоря, антисоветскому цинизму не на что было опереться: я не завидовал западному уровню жизни, не мечтал о доме и машине (справедливость была важнее), насмешки над старостью казались мне пошлыми, - плюс полное отсутствие информации.

Но что-то в моём домашнем воспитании всё же было правильным, потому что с появлением свободной информации - поменялся и угол зрения. Меня не нужно было уговаривать, что совок - это зло, а "свобода лучше несвободы". Это было очевидно и естественно.

Никакой "катастрофы" в развале совка я не увидел. Наоборот, это казалось дорогой к нормальности.

Репрессии в семье, открытые архивы (и границы), ощущение свободной страны, а заодно и ориентация (чего, возможно, я тогда не понимал) - навсегда изменили картину мира. Возвращаться в страну с цензурой, лицемерием, государственной ложью, войнами и посадками за пикеты - сегодня кажется не просто личным адом, но и поразительной исторической тупостью.

Общество, имевшее опыт свободной жизни и полноту информации о себе, - вдруг оказалось в плену у поганого прошлого. "Лидер нации", пытающийся силой втиснуть вас в детские штаны, застегнуть лямки на плечах и выволочь в таком виде на улицу - ничего кроме ненависти и стыда вызвать не может.

Нынешний "генсек", 20 лет рулящий в сторону совка, - первый из прижизненных "генсеков", вызывающий во мне неподдельную личную ненависть.

Это чувство, состоящее из знания о том, что будет с нами дальше (человек 70-х, я знаю это лучше остальных). Это ненависть к дебилам, захватившим место экипажа самолёта, летевшего в Европу. (Им захотелось в Мухосранск, но с посадкой они справиться не смогут; да и в Мухосранске нет аэропорта).

Это ненависть-отчаяние от того, что я умру в полицейской стране, в которой и родился. (Посреди лицемерия и покорности). Отчаяние белки, которую я видел в детском саду. Она жила в железном доме, временами отчаянно металась в колесе, пытаясь убежать от тюремной участи. Пока колесом ей не отрезало хвост - и её не унесли вместе с железным домом.

И ещё это ненависть-знание, что Путин - это та известная "кухарка" (плоть от плоти народной), которая прочно уселась на месте пилота. И если когда-нибудь сдохнет, то только за штурвалом и вместе с целым лайнером.

Кухарки не уходят просто так. Они приводят за собой других кухарок - пока этот рейс не накроется медным тазом.

Сейчас кухарка тычет в кнопки своим заскорузлым пальцем, давит на педали и тянет штурвал на грудь - пытаясь поднять самолёт, свалившийся в пике.

В салоне истошные крики: "Слава России" и "Даёшь Мухосранск". У дверей в пилотскую кабину - компания чумазых мужичков, нацепивших чужие фуражки, - оберегают курс и командира. В иллюминаторе мелькают улицы и крыши Мухосранска, которые всё ближе. Поля и перелески, - но нет аэропорта.

Смерть - это проще, чем кажется. Ей плевать на вашу ненависть. У этого судна - такая судьба. Просто расслабьтесь - и получите удар.

Справедливость иногда приходит в виде смерти и развала, ужаса и катастрофы. Но это не повод не ждать справедливости. Или не верить в неё.

Александр Хоц

Facebook

! Орфография и стилистика автора сохранены